Когда он вышел из ванной комнаты, часы опять щелкнули, а из конвейера на столике для завтрака выскользнул поднос. Яичница-болтунья с беконом, апельсиновый сок, кофе. Митчелл подошел к стенному шкафу, вынул оттуда бледно-голубые брюки и рубашку, оделся, затем сел и не спеша принялся питаться. Еда как еда — питание для организма; вот и все, что о ней можно было сказать.

Закончив трапезу, он закурил сигарету и откинулся в кресле, с полузакрытыми глазами, выпуская дым из ноздрей двумя ровными струйками. Смутные образы проплывали в его голове; он не пытался задержать их.

Сигарета превратилась в окурок. Митчелл вздохнул и потушил его. По пути к дверям Митчеллу показалось, что кушетка и пульт управления укоризненно смотрят ему вслед. Что-то трогательное, покинутое было в этой пустой половинке яйца, в этом переплетении проводов.

— До вечера, — обнадежил их Митчелл. Затем открыл дверь и вышел из комнаты.

Бледный, желтоватый солнечный свет просачивался сквозь большое венецианское окно, выходящее на Ист-Ривер. Филодендрон в керамическом горшке развернул еще один листик. На противоположной от окна стене висела громадная абстракция Поллока, перевернутая вверх ногами. Бросив на нее взгляд, Митчелл иронически усмехнулся.

Отчеты в оранжевых пластиковых папках были сложены в стопку на одной стороне длинного стола из красного дерева, письма на другой. Между ними на листке зеленой промокательной бумаги лежала дощечка и раскрытый складной нож.

Красная лампочка на интеркоме равномерно мигала. Митчелл сел за стол и некоторое время отрешенно смотрел на нее, затем дотронулся до кнопки.

— Слушаю, мисс Куртис?

— Мистер Прайс спрашивает, когда вы сможете принять его. Пригласить?

— Да, пожалуйста.

Митчелл поднял первый отчет из стопки, пробежал глазами эскизы и диаграммы, затем положил обратно. Он крутанулся в винтовом кресле, откинулся на спинку и сонным взглядом уставился на окутанный желтоватой дымкой пейзаж. По реке медленно полз буксир, волоча за собой клубы желтовато-белого дыма. Кварталы со стороны Джерси напоминали детские кубики; солнечный свет поблескивал в узких полосках окон.

Странно: все по-прежнему на своем месте, да еще и растет, и ширится; там, на другой стороне, он давно уже сровнял все с землей, заполнил джунглями. Довольно трогательное зрелище, как пожелтевшая фотокарточка. И легкий налет раздражения: прошлое упрямо напоминало о себе при каждом возвращении. Возникало смутное чувство некоего несоответствия…

Он услышал, как щелкнула дверь, и, повернувшись, увидел входящего в комнату Джима Прайса. Митчелл ухмыльнулся и приветственно махнул ему рукой.

— Привет, старик — рад тебя видеть. Ну что, уморил ты их там, в Вашингтоне?

— Не очень. — Журавлиной походкой Прайс подошел к столу, согнувшись, сел в кресло, поерзал и сплел в узел тонкие пальцы.

— Жаль. Как там Мардж?

— Прекрасно. Вечером не виделись, но утром был звонок. Просила передать тебе…

— А детишки в порядке?

— Конечно. — Тонкие губы Прайса плотно сжались; карие глаза его серьезно разглядывали Митчелла. Он все еще казался двадцатилетним; посмотреть — так вроде бы и не изменился с тех пор, как «Митчелл-Прайс инкорпорейтед» существовала лишь в форме идеи. Вестбюри. Секретная лаборатория. Только одежда изменилась — двухсотдолларовый костюм, безукоризненно повязанный галстук. И еще ногти. Тогда — огрызки на пальцах чудака-ученого, нынче — ухоженные, точно лакированные. — Митч, давай-ка займемся делом. Как поживает наше устройство с глубоким зондом?

— Отчет Стивенсона у меня на столе — пока не смотрел.

Прайс моргнул и покачал головой.

— Ты помнишь, что проект затянулся уже на тридцать шесть месяцев?

— Время есть, — лениво ответил Митчелл и потянулся за ножом и деревянной дощечкой.

— Пятнадцать лет назад ты говорил другое.

— Тогда я пахал как вол, — согласился Митчелл. Он покрутил в руках дощечку, кончиками пальцев ощущая мелкие неприятные заусенцы на неотполированной стороне. Затем поставил лезвие на край дощечки и срезал длинную, красивую стружку.

— Черт побери, Митч, я начинаю беспокоиться о тебе — ты так изменился за последние годы.

— Что-нибудь неладное с финансовыми отчетами? — Митчелл провел большим пальцем по обработанной поверхности и повернулся, глядя в окно. «Забавно было бы, — рассеянно подумал он, — выплыть в это туманное голубое небо, зависая над крышами игрушечных зданий — и понестись вперед, над пустым океаном…»

— Деньги-то мы зарабатываем, — тонким голоском нетерпеливо произнес Прайс. — На ментиграфе и генераторах случайностей, да на прочей мелочи. Но за последние пять лет, Митч, мы не выставили на рынок ничего нового. Что ж, теперь так и будем гнать конвейер? И этого тебе достаточно?

Отвернувшись от окна, Митчелл взглянул на своего партнера.

— Эх, старина Джим, — ласково произнес он. — Не напрягайся так, дружище.

Дверь отворилась, и в комнате появилась темноволосая девушка — Луиза Бейнбридж, секретарша Прайса.

— Простите, что вмешиваюсь, мистер Прайс, но Долли не смогла связаться с вами по интеркому.

Прайс взглянул на Митчелла.

— Опять нажал не на ту кнопку?

Митчелл с легким недоумением воззрился на интерком.

— Похоже.

— Как бы там ни было, — сказала девушка, — пришел мистер Дайдрич, а вы просили меня известить вас, как только…

— Проклятье, — рявкнул Прайс, вставая. — Где он — в приемной?

— Нет. Мистер Торвард проводил его в первую лабораторию. С ним его врач и адвокат.

— Знаю, — пробормотал Прайс, нервно роясь в карманах. — Куда же я задевал эти проклятые… Ах, вот они. — Он вытащил из кармана карточки, исчирканные карандашом. — Луиза, позвоните туда и скажите, что я сейчас буду.

— Да, мистер Прайс. — Луиза улыбнулась и вышла.

Снисходительный взгляд Митчелла сопровождал ее до дверей. «Недурна», — подумал он, когда Луиза скрылась из виду. Митчелл припомнил, что три-четыре года назад он проводил ее на ту сторону, но тогда, конечно, он сделал массу изменений — талию потоньше, а бюст пополнее… Митчелл зевнул.

— Не хочешь присоединиться? — вдруг спросил Прайс.

— В самом деле. — Митчелл встал и обнял своего партнера за плечи. — Пойдем.

Они вместе прошли по коридору, в котором, как всегда, царило оживление.

— Слушай, — обернулся к нему Прайс, — а когда ты последний раз у нас обедал?

— Не помню. Месяц или два назад.

— Приходи сегодня вечером. Мардж велела привести тебя во что бы то ни стало.

Митчелл пожал плечами, затем кивнул.

— Хорошо, Джим. Спасибо.

Первая лаборатория была у них чем-то вроде витрины — сплошь обшитая кедровой фанерой и уставленная комнатными растениями — а на видном месте стояла яйцевидная кушетка ментиграфа, точно гроб в покойницкой. Несколько пестрых плакатов красовались на доске за кушеткой, рядом с пультом управления.

Все взгляды сразу обратились в их сторону. Митчелл узнал Дайдрича — грузного мужчину лет сорока с небольшим. Голубые, как лед, глаза разглядывали Митчелла. В скромной обстановке лаборатории этот мужчина смотрелся еще более впечатляюще, еще более завораживающе, чем по телевизору.

Торвальд, начальник лаборатории, представил присутствующих, в то время как сотрудники в белых халатах крутились где-то на заднем плане.

— Преподобный Дайдрич… мистер Эдмондс, его адвокат… и вам, разумеется, знакомо имя доктора Таубмана.

Они пожали друг другу руки. Дайдрич сказал:

— Надеюсь, все вы понимаете, почему я здесь. Я не ищу никаких компромиссов. — Блеклые глаза Дайдрича смотрели настойчиво и серьезно. — Ваши сотрудники сообщили, что я мог бы более эффективно критиковать ментиграф, если бы испытал его сам. Что я и намереваюсь сделать, предварительно ознакомившись с условиями.

— Конечно же, мы все понимаем, мистер Дайдрич, — сказал Прайс.

Дайдрич с любопытством посмотрел на Митчелла.

— Ведь это вы изобрели ментиграф?

Митчелл кивнул.